Бутовский полигон
Палачам перед работой выставляли ведро водки. После – ведро одеколона: запах крови и пороха был настолько силен, что рядом с ними просто невозможно было находиться.
Жертвы ждали в длинном деревянном бараке. С ними долго возились канцелярские сотрудники, сверяли бумаги, уточняли детали приговора. Иногда это длилось часами. Палачи тоже ждали – по соседству, в каменной будке. Глушили водку.
Потом палач вел жертву ко рву. Ставил на краю. Стрелял в затылок. Обычное оружие – наган.
Потом бульдозер присыпал убитых тонким слоем земли.
Палачей увозили в город глубокой ночью на специальном автобусе. Как правило, они были вдрызг пьяны.
К 1938-му понадобился карьерный экскаватор, чтобы копать новые рвы. Сил обычных работяг с лопатами, трудившихся до того, уже не хватало.
***
Как-то с одним старшим и мудрым товарищем, который тоже интересуется иконами и церквями, зашел у нас разговор про новодельные храмы. Я произнес длинную речь о Главном храме вооруженных сил (удивительное все-таки место), и короткую – но тоже не особенно восторженную – о храме Новомучеников в Сретенском монастыре на Лубянке. Шикарном, как многое на Руси. Слишком, возможно, шикарном для памяти несчастных, которых эта самая Лубянка превратила в пыль.
И тут он сказал:
- А есть же храм Новомучеников в Бутово. Он ведь – правильный, уместный, хороший! Не станешь спорить?
И я не стал, потому что ни разу не был на Бутовском полигоне. Много раз собирался, проезжал даже мимо по старой Варшавке, честно хотел, - и не добрался.
- Ну так поехали! Вот в ближайшие выходные. Какая там конечная станция на серой ветке? «Бульвар Дмитрия Донского»? Оттуда на такси минут десять.
***
Серая ветка, серая дорога, деревья тоже серые, немного белого снега. И вот – этот зеленый забор. Ничем не примечательный зеленый забор. За забором – что-то вроде неухоженного парка. По нынешним московским понятиям – совсем бедненько. Не по-собянински, без размаха. Скромный деревянный храм. Маленькая колокольня. Редкие деревья. Холмики между деревьями. Все припорошил снег.
Это и есть секретный объект НКВД «Бутовский полигон». А холмиков раньше не было. Холмики возвели надо рвами, где захоронены убитые, уже позже, когда полигон стали исследовать. Университетские ученые, не тревожа могил, при помощи разных своих хитрых приборов искали места захоронений.
Вскрыли только один ров, вернее – небольшую его часть. В пять слоев – скорченные, плотно утрамбованные останки людей. Полуистлевшая одежда и обувь. Выше прочего – несколько пар вывернутых наизнанку резиновых перчаток. Брезгливые палачи работали в перчатках, и, качественно сделав свою тяжелую работу, швыряли перчатки в свежую могилу.
Достоверно доказано, что с 8 августа 1937-го по 19 октября 1938-го на Бутовском полигоне было расстреляно 20 762 человека. Более трех тысяч из них известны поименно: основа советского строя – учет и контроль, остались расстрельные книги. Но судя по вскрытому рву, убитых укладывали так плотно, что их могло быть и больше. Раза этак в два, подсчитали энтузиасты.
Это, впрочем, все догадки.
***
Я не хочу погружаться в общеизвестную историю, не хочу пересказывать, как в конце восьмидесятых раскрывались тайны полигона. Как работали бок о бок энтузиасты и офицеры КГБ, которые были прикомандированы к энтузиастам согласно постановлению Политбюро ЦК.
Интересно, кстати, что они чувствовали, эти офицеры? Не попадалось на глаза мемуаров, кажется, никто из них сделанным не гордится особо, а зря. Сделано было много. Шли как настоящие сыщики – от находки к находке, от свидетеля к свидетелю, открывая постепенно подробности.
Дни у палачей были разные. Иногда вовсе никого не расстреливали. Иногда – одного человека. Иногда – по пятьсот за раз. Не угадаешь, когда придется устать.
Особые заслуги в деле восстановления памяти о Бутовском полигоне – у Михаила Борисовича Миндлина. Девять лет лагерей в Союзе. Потом бессрочная ссылка. Потом реабилитация. Совсем уже немолодым человеком он это все взвалил на себя и тащил. Начал работу в 1989-м – ему было восемьдесят лет. Умер в 1998-м.
Довольно быстро выяснилось, что на полигоне расстреляно много священников и прихожан Русской православной церкви – именно за исповедание веры, за отказ предать ее. Поэтому в 1995 году территорию бывшего спецобъекта передали Церкви. Тогда же там начали строить храм. Тот самый – скромный, деревянный. Проект – Дмитрия Михайловича Шаховского.
Знаете знаменитые часы на фасаде театра кукол имени Образцова? Вот, тоже его работа. А в одном из рвов Бутовского полигона – его отец, священник из Сергиева Посада. Он теперь святой.
***
С 2000 года каждую четвертую субботу после Пасхи на полигоне – патриаршие богослужения в память о Новомучениках. В 2007-м (правда, не весной, осенью) вместе с патриархом Алексием II на полигон приезжал президент Путин. Он произнес прочувствованную речь:
«Все мы хорошо знаем, что 1937 год считается пиком репрессий, но он был хорошо подготовлен предыдущими годами жестокости. Достаточно вспомнить расстрелы заложников во время Гражданской войны, уничтожение целых сословий, духовенства, раскулачивание крестьянства, уничтожение казачества. Такие трагедии повторялись в истории человечества не однажды. И всегда это случалось тогда, когда привлекательные на первый взгляд, но пустые на поверку идеалы ставились выше основной ценности – ценности человеческой жизни, выше прав и свобод человека. Для нашей страны это особая трагедия. Ведь уничтожены были, сосланы в лагеря, расстреляны, замучены сотни тысяч, миллионы человек. Причем это, как правило, люди со своим собственным мнением. Это люди, которые не боялись его высказывать».
Михаил Миндлин, так много сделавший для защиты памяти казненных на Бутовском полигоне, был активистом «Мемориала». При Владимире Путине «Мемориал» признали НКО-иноагентом и по решению суда запретили деятельность организации на территории РФ.
***
В заборе калитка, через дорогу – еще один храм, большой, белокаменный, пять шатров. Его возвели позже, в середине нулевых. Там, внутри – росписи. Немного наивная попытка вписать историю ХХ века в древнерусскую традицию. Красноармейцы с винтовками против исповедников в исподнем.
Внизу, в одном из притворов – фреска с повесившимся Иудой. Кажется, я нигде больше ничего подобного не видел. И витрины с вещами из вскрытого рва – полуистлевшая обувь, пули…
И знаете, старший мой товарищ не обманул, – это настоящее. Но я сегодня хотел не о росписях.
Тут же рядом, в оставшейся от дореволюционного еще конного завода конторе – небольшой музей. Создан по личному распоряжению Путина, между прочим. А когда-то здесь располагался санаторий, где отдыхали видные работники НКВД. Сам Берия, случалось, заглядывал. До расстрельных рвов – метров сто по прямой.
***
Нам нужно вернуться на полигон. Там, за храмом – «Сад памяти». Нехитрое такое сооружение. Сверху яблоньки, а ты словно бы заходишь в ров. Стены выложены гранитом, на граните – имена и даты. Больше трех тысяч имен известно.
Идешь и думаешь. Если только слово «думаешь» что-нибудь здесь значит. Вот плохой день для китайцев – сразу несколько десятков их легли в ямы на полигоне. НКВД разгромило знаменитые китайские прачечные. Их преступление в том, что они стирали белье. Здесь разные люди. Епископы, священники, прихожане московских и подмосковных церквей, монахини и монахи, которых убили за веру. Много, больше тысячи. Все – святые.
Проститутки, мелкие воришки (одного казнили за кражу каких-то пустых мешков). Авиаторы – почему-то много авиаторов. И шеф корпуса жандармов Джунковский. Художники. Владимир Тимирев, подававший надежды молодой маринист. Пасынок Колчака, в этом и виноват. Выдающийся исследователь русской иконописи граф Владимир Комаровский. Его двоюродный брат, граф Юрий Олсуфьев, великий реставратор, очистивший от поздних записей рублевскую «Троицу». И самые обыкновенные люди.
Бесконечные ряды фамилий. Русские, украинцы, эстонцы, латыши, евреи, китайцы. Настоящий интернационал.
Иван Давыдов,фрагмент поста